Михей теперь форум-призрак, графоманы там уже не водятся.
С этим рассказом поучаствовал в конкурсе ЛИТО. Глянув на первые отзывы, даже посмел помечтать о призовом месте, каюсь. Не вышло. Ну и ладно, так даже лучше. А то бы черт знает что возомнил бы о себе)) Занял ближе к первой десятке - это уже успех, учитывая какие мастера бродят на том ресурсе. Будете читать, имейте в виду, здесь стилизация под лубок, плюс попытка Йуморнуть... если у кого на такое аллергия - я предупредил))


Оборотень

Деревня наша зовётся по-простому – Недалёкая. Почему Недалёкая – одному лишь Богу ясно: то ли город совсем рядом, то ли дураков в деревне много. На сегодняшний день правильнее, наверное, все-таки второе, потому что город хоть и стоит на месте уже который век, да только всё человеческое в нем вымерло лет так пять назад. С тех пор, ходят слухи, одни только оборотни по его улицам и шастают.
Понятное дело, за все это время никто из деревни в гости к оборотням ни разу не собрался. Хоть у нас издревле как бы и приветствуется открывать сезон охоты на горынычей, соловьёв-разбойников и прочую нечисть, да ведь нынче нормальным деревенским мужикам на подобные подвиги времени и сил попросту нет... Ну, посудите сами: с утра всей деревней делят три имеющиеся в хозяйстве комбайна и выясняют, чья очередь на них сегодня работать, часа через два делёжка перерастает в драку, потом мировая, затем двойная штрафная опоздавшим и все пропустившим, и только где-то в полдень очень весёлые мужики выходят в поле и с таким задором трудятся, что лишь вечером, окончательно протрезвев, осознают, что, оказывается, для уборки урожая в хозяйстве имеются целых три комбайна... Какие уж после такого дня подвиги?!
читать дальшеДа и не нужен он нам, город этот. Прокормить и одеть себя мы в состоянии, а доктор, если что, приезжает из соседней деревни, Сосновки. Так бы жили и ни о чём не подозревали, если бы в тот злополучный день доярка Машка по доброте душевной не решила угостить Степана молоком.
Стучать перед входом в дом у нас не принято – люди мы простые, а потому, бережно держа в руках сосуд с молоком, Машка без всякого предупреждения пихнула дверь неслабым девичьим бедром и проокала: «Угощайтесь на здоровье молочком!»
Что было дальше – сплошные чудеса да и только. Сначала от машкиного вопля над домом Степана подпрыгнула крыша, а у сарая оторвался от штрафного стакана опоздавший на утреннюю драку механик. Потом послышался звук разбитого стекла, редкого полета мат, треск дерева, и на обалдевшую публику побежала степанова дверь с крепкими машкиными ногами.
– Оборотень там! – только и сказала доярка, едва её разлучили с вырванной дверью.
Публика насторожилась.
– Где?
– У Степана. Сидит, бледный такой, весь взъерошенный, глаза стеклянные выпучил, а лицо... а лицо светится. И вздыхает.
От таких новостей наш деревенский мужик протрезвел раньше положенного по расписанию. Это очень нехорошее явление, сравниться с которым может разве что вышедший из под контоля комбайн. И намекало оно не только на интенсивный обмолот оборотня в доме Степана, но даже и на тотальную транспортировку подобной нечисти из соседнего города. Однако уже на подступах к первой цели недобрые лица мужиков вытянулись и приняли растерянный вид: на крыльцо вышел Степан.
– Дура! – рявкнул он, приглаживая взъерошенную шевелюру.
– Ах, ах! Уж опять в человека оборотился! – выдохнула Машка. – Только не до конца, вон, вон, гляньте-ка, все еще белющий, и глазёнки-то выпученные!
– А то! Как тут не побелеть, когда из темноты визжат в ухо, а потом еще и кувшином по голове – хрясь!... Глазёнки выпученные? Да спасибо, что вообще не окосел... дура! Мужика тебе надо искать, а не оборотня.
На том и разошлись. Мужики посердились малость, но все простили, когда кто-то предложил помирить Степана с Машкой. Мирили долго и по-всякому, но только после пятой бутылки, когда на бледное лицо Степана вернулся румянец, а у мужиков вновь проснулся интерес к работе, мутный от перегара голубь мира всё же взлетел.
В общем, всё вернулось на круги своя. Да только после того случая, действительно, стали мы замечать в Степане что-то неладное. Как и в тот самый день, на утренние потасовки он не выходил, на работу в поле заявлялся поздно, да и трудился не как прежде, ленился и все о чем-то думал. И никакие штрафные не меняли дело – увы, проверенное народное средство тут оказалось бессильно. Осунулся, отощал, зарос. С людьми общался нехотя... да что там, сами люди теперь не торопились заводить со Степаном разговор – ведь как глянет, а под глазами черные круги, рот полуоткрыт, и чувствуешь, чувствуешь, что смотрит он сквозь тебя, а сам будто где-то в другом месте. Вроде он тут, а вроде и нет. Местный агроном, Пал Палыч, клялся на гербарии, что однажды ночью видел, как Степан выл на луну. Но несмотря на честные старания деревни поверить науке, народное посвящение Степана в оборотня пришлось отложить, так как единственным человеком во всей округе, кто не трезвел даже после рабочей смены, был именно Пал Палыч.
И все же было ясно – со Степаном беда.
– Пропадает парень! – с грустью говорил дед Егор.
– И помочь некому, доктор и тот его боится... – подхватывала баба Нюра.
– Видно не зря Машка-то тогда шум подняла, ай не зря...
Теперь по вечерам, вместо дружного просмотра бразильского сериала по единственному на всю деревню телевизору, народ собирался у кого-нибудь в доме, чтобы обсудить новую реальность.
– Это неспроста... это – эпидемия, как холера. Сначала в городе всех уложила, а теперь к нам пожаловала. Надо что-то делать, а то одного за другим и нас в оборотней превратит.
– Да нет, не эпидемия это. Это на Степане проклятие. Дед его в своё время нагрешил, да и бабка тоже была не святая...
– Тьфу... скажут же! А чего тогда проклятие его родителей миновало? Нет, не эпидемия тут, и не проклятие, а диверсия.
–?..
– Ди-вер-си-я. Тесно им, оборотням, там, в городе, стало, теперь ищут новые земли. Всех нас сразу одолеть им, конечно... страшновато, а по одному – это ж пожалуйста! Вот и завербовали для начала одного, чтобы потом слабые стороны всего общества выискать...
– Как это так – завербовали?
– А вот так! Разве не помните, полтора месяца назад были тут двое такие ненашинские? И в Сосновке таких нет – интересовался я вчера. Явно городские, явно оборотни, больше некому быть. Все вокруг степанова дома кружили, то в него, то из него.
– Аааа... помним, помним...
– Вот! Они еще Степану в дом ящики с пивом затаскивали.
– Ящики помним... А чего сразу пиво-то?
– А что ещеможет быть? Да пиво это, пиво. Или водка. Главное, что родное. Степан уже месяц из дому не выходит. Какой нормальный мужик столько без родного продержится? А оборотни-то голову ему задурили, пивом-водкой задобрили на годы вперед. И взамен, говорят, ты нам за это теперь все про деревенских потихоньку рассказывай! И сам, давай, постепенно к нашим примыкай.
– А Степан что?
– Что-что? Теперь, чтобы пить, ему и в поле выходить не надо! Купили его, чего тут гадать?
– Эээх ты...
Так бы и собирались еще долго, пока однажды опять не вмешалась Машка.
– Ой-ой-ой, – завизжала она, ввалившись с опозданием на очередное собрание. – Убивают! – и рухнула на стол.
– Кого убивают? – переполошились все.
– Меня убивают. Оборотень. Степан.
– Это как же? А ну, рассказывай!
– А поехала я в Сосновку к тете Зине, гадалке... ну, на жениха погадать. А она так сразу мне: «Беда у вас, Машка, беда. Вижу: пропадете скоро все. И вина тому – Степан. » – Я ей: «А чего делать-то? Помоги, ты ж всё знаешь...» – «Да много делать и не надо, подойдёшь из-за спины к Степану и плеснёшь через него водой. Три раза.» Ну, долго я не думала. Такое ведь нагадали! Тихонечко к Степану в дом влезла, а там – опять... оборотень этот сидит, ссутулился весь, пальцами нервно постукивает, зубами скрипит, и свет от него идет... как будто говорит мне: «иди ко мне, иди ко мне!» Но я искушению не поддалась... и каааак плеснула водой. Из ведра. До дна!
– Ой, – не выдержав накала, кто-то свалился в обморок.
– И тут, – Машка заговорила быстрее, – оборотень в Степана обернулся... а глазища всё еще страааашные, поблескивают, волосы дыбом, и ручища ко мне тянутся: «Убью, задушу, надоела!» – орёт... еле ноги унесла. Ужас-то какой, всем нам конец, всем!
– Не будет такого, – возмутилась деревня. – Мы так быстро не сдадимся. Смерть Степану!
И с виламой и топором пошла на оборотня.
Но к счастью, а, может быть, и к несчастью, до бойни дело не дошло. Когда люди ввалились в избу оборотня, они увидели сильно заросшего человека, лишь отдаленно напоминающего Степана. Он был чертовски худ, слаб и сидел на полу посреди большой лужи, свидетельства вероломной машкиной бани. Крупные счастливые слёзы стекали по его и без того мокрой бороде, а дрожащие руки сжимали маленький телевизор с мерцающим синим экраном. Почти как наш деревенский «Рубин» восемьдесят седьмого года, только в разы мельче. «Компутер», как потом объяснил Степан.
– Живой, – бормотал он и гладил рукой экран, – все равно живой... не попала, не попала...
Так мы узнали о компьютерах и об интернете. План у гадалки был замечательный, но Машка все позабыла и оплошала, плеснув воду не через Степана на компьютер, а на самого Степана. И сбылось предсказание тёти Зины: очень скоро все мы пропали. В виртуале.
Пьянства у нас в деревне больше нет. Некогда, сами понимаете. Правда, утренних потасовок, бразильских сериалов и просто вечерних собраний теперь тоже нет. Да и работать мы стали меньше... ну, посудите, ещё ведь надо и в интернете за фермой присмотреть. Или от инопланетян отбиться... Или просто в чате поболтать... шутка ли за всем успевать? О работе вспоминаем только когда... ну, когда совсем надо... Корчась, словно от боли, принимаем человеческий облик, вылезаем из виртуала и с большой неохотой идём работать в поле. На комбайнах, разумеется.
Из Сосновки к нам больше никто не приезжает. Страшно им... оборотнями теперь нас именуют. Ну, да Бог с ними. Прокормить и одеть себя мы пока в состоянии, а к городскому доктору, если что, можно записаться на приём по интернету. Там, в городе, оказывается, нормальные оборотни живут, ничуть не хуже нас. И чего мы их так опасались? И чего теперь соседи из Сосновки нас объезжают за километр? Не бойтесь оборотней, люди.